1. Раннее мондеевское утро. Матовая полоса
дороги приводит к медленно закрывающемуся шлакбауму. Огоньки
мигают: левый-правый, левый-правый, левый-правый. Мерное дребезжание
звонка глохнет в подступмвшем с низины тумане. Дождь накрапывает
прямо в душу и стекает в ботинки. Размеренно хлюпая, шаркаю
покачиваясь. Насморк и спазмы в горле, слезящиеся глаза мешают
восприятию действительности.
2. Машинист Миша, драйвер первого класса уверенно вел поезд
по шпалам. Луч света кусками вырывал из утреннего тумана опоры
электропередачи и полосатые столбики. Эдакая паровая гильотина
со звездой во лбу. Тупая щетка сметала брызги с лобового стекла.
Эти однообразные движения раздражали: влево-вправо, влево-вправо,
влево-вправо. Переезд, длинный гудок, капельки тумана, как
в шейкере заметались в такт вибрациям. У Миши вгруди сердце
запело. Он любил свой паровоз. "Черт, опять какую-то
собаку переехал." Как истинный драйвер, он никогда не
останавливался, если давил диких животных.
3. Голова как будто и не падала, только к спазмам в горле
добавилось ощущение непрерывного сглатывания чего-то теплого
и пьянящего. Непрерывное вращение добавило к ощущению полета
чувство незащищенности и поражения. Пейзажи и натюрморты напоминают
об окраине и медленно стекленеют. Бренное бремя мыслей отброшено
сильным ударом, чтобы уступить место легкому забытью.
4. Сердце, так и не справившись с утренним кофеином, хаотично
продолжало потреблять адреналин. Оно требовало и желало любви.
Помятое тело, сохранившее тепло складок огромного пододеяльника
поднялось, и струдом удерживая равновесие, двинулось по шпалам.
Желудок, рывком избавившись от содержимого, приятно посасывал,
но эрекция перевешивала все. Начинающие коченеть руки, распятием
раскинутые в стороны, как локатор, искали чего-то теплого
и нежного. Страждущее сердце радостно екнуло, когда они наткнулись
на жаждущие ласки горячие груди, закрытые чем-то мятым и влажным.
Ногти ломались, впиваясь в грубую, скользкую материю, рвали,
срывали ее и мозолистые подушечки трепетно ощупывали и мяли
ее теплую кожу. Но страсть брала свое и вскоре весь состав
совершал неистовые движения, короткие и быстрые, как в агонии.
5. Дядя Жора, как истинный джазмен даже в дороге не мог удержаться,
и с легкостью вешал элегантные синкопы в перерывы между ударами
колес, восседая на импровизированном толчке в тамбуре между
вагонами. Так хорошо начавшийся было денек, внезапно был опошлен
яростными позывами пузырящейся массы. После четырех квадратов,
использовав "Гудок", любезно оброненный проводницей,
верувшийся музыкант застал соседа по купе в состоянии полного
нестояния. Допивая поддельный коньяк, дядя Жора с отвращением
смотрел на сало и его хозяина. Мимо проносились, располагая
к похмельному созерцанию, окраины большого города.
6. Приятное забытье было прервано полуденным солнцем и ощущением
чего-то теплого, медленно стекающего по небритой щеке. Запах
чего-то стебал своей естественностью. Приоткрывшиеся глаза
обнаружили изрядно помятый клочок газеты на фоне зеленеющей
травки. Порыв ветра, отвратительно веющий пылью передвинул
бледный комочек еще ближе. Можно только думать, где он побывал.
Думать не хотелось; в голове червями копошились обрывки образов,
когда-то обозначавших БУКВЫ. Перед тем, как снова забыться,
- последний взгляд на истинно-поп-артовский пейзаж: на фоне
акварелей окраин - заголовок газеты, кончавшийся непонятным
расплывшимся бурым пятном, диссонирующим с бирюзовыми тонами
весеннего неба.
"ЗОМБИ В ГОРОДЕ! Интервью с сумасшедшей наладчицей путей
Хвостовой Марьей"
КАК ВСЕ ЭТО НАДОЕЛО, ГОСПОДИ!
